История Разума в галактике. Инженер: Греза о прошл - Страница 9

До двенадцати лет я был ни чем ни примечательным ребенком, не выделялся среди сверстников ни умом, ни ростом, ни силой, был немножко вяловат и инертен, в общем – полная посредственность. А потом, как-то исподволь и незаметно моя память стала лучше, а потом еще лучше, и еще, и еще – восприятие и усвоение информации стали полнее и чище. Я совсем перестал болеть, стал крепче физически, разом вытянулся вверх, далеко обгоняя сверстников в росте. Метаморфоза длилась два года, и в итоге я, из хронического троечника, не прикладывая никаких усилий, стал отличником. Дело однако не закончилось чисто количественными улучшениями, качественные тоже были на лицо: усовершенствовалась не только память – так сказать, в моей соображалке проснулся «турборежим» и теперь я не теряюсь, как раньше, при встрече с жизненными неожиданностями, а быстренько напрягаю мозги в поисках приемлемого решения. Как-то исподволь в моем вяловатом теле зашевелилась жизненная энергия, потом ее стало больше, потом ее стало совсем много: полноводье силы так и не вошло в берега, и потому я мало сплю, много ем и не способен долго «расслабляться» перед «жвачником». Мне стало необходимым много двигаться и много размышлять, у меня появился постоянный информационный и сенсорный голод. После первых нескольких бессонных и очень скучных ночей я пристрастился к чтению. Беллетристика «про жисть» скоро надоела, исторические романы, особенно древнегреческо-римских и «рыцарских» серий, почему-то вызывала в организме ощущение фальши и чувство душевного протеста. С фантастикой и фэнтэзи дело обстояло получше, но… Слишком много во мне буйствовало энергии, нет я не заделался хулиганом – в чистом разрушении я до сих пор не вижу ничего привлекательного. Более того, основная часть качеств моего характера не претерпела изменений, к примеру, я как не выносил шумные компании, так и не выношу их до сих пор. Был одиночкой, одиночкой и остаюсь – пустой выпендреж перед сверстниками меня как не вдохновлял раньше, так не вдохновляет и теперь, как не радует меня бессодержательный треп этих же сверстников. Вообще, если со стороны поглядеть, создается впечатление, что мою душу аккуратненько (что бы не повредить ненароком) вынули из тела, само тело почистили, погладили, отрегулировали, малость подапгрейдили. Так что, когда ее вернули назад, она попала в гораздо более совершенный организм, и это обновленное тело уже, на обратной связи, силой своего здоровья и совершенства, воздействовало на душу, очищая ее и делая лучше. Так что приложение моей энергии в основном приходилось не на развлечение толпящихся вокруг меня человеков, и не на желание что-то кому-то доказать, а на познание себя, изучение окружающего мира, и определение своего места в этом мире. Малую толику энергии поглощали курсы САМБО в местном спортзале, а прочее… отдавалось науке. А то, что результаты моих опытов порой неприятно отзывались на окружающих людях, было не целью моих экспериментов, а чистой воды побочным эффектом; вернее, проявлением допущенных мной ошибок. Впрочем, первая «шалость» – арбалет была целиком затеей моего братца. Хотя, именно эта работа, показала мне наикратчайший путь к утолению моей потребности в действии, и познания мира через действие. А подробнее…

С Любой у нас отношения сложились – не очень. Впрочем, когда я появился в доме она уже была взрослой девушкой, год спустя после моего усыновления уехала на север, вышла замуж, родила троих мальчиков и к нам приезжала изредка и ненадолго. Другое дело Сергей. Мы быстро сошлись, что называется – «спелись». Брат старше меня на десять лет, но главное ведь не возраст, а состояние души. Серега с детства все свободное время проводил в местной кузне, с охотой помогал местному ковалю дяде Боре, и закончив десятилетку, вместо того, что бы поступать в институт, устроился работать в деревенский автопарк кузнецом. Помню нашу первую совместную шалость – из сломанной рессоры председательского уазика брат выковал дугу для арбалета, а ложе вырезал я сам, в нашем гараже. Правда, недолго мы баловались новой игрушкой – после непродолжительной, но впечатляющей беседы, наш участковый Макар Федорович изъял стрелялку. Впрочем, к тому времени я уже разочаровался в арбалете – машинка пробивная, но скорострельность оставляет желать много лучшего. Другое дело лук, или праща. Первое оружие завораживало меня красотой полета стрелы и стрельбы вообще. Ведь это здорово, когда чувствуешь как часть твоей силы переливается в стрелу, и направляемый твоей рукой кусок мертвого дерева несется к цели быстрее птицы. А еще лук соблазнил меня скорострельностью, в умелых руках приближающейся к полуавтоматическому огнестрельному оружию. Праща мне понравилась простотой изготовления и практичностью стрельбы. Представьте: выдернуть из брюк ремень (максимум – пять секунд) надеть на него сшитую из мягкой кожи лодочку под снаряды (еще десяток мгновений) подобрать с земли пару камней – всего четверть минуты и ты вооружен и очень опасен. Еще минута на обратные манипуляции, и вот уже никакой блюститель закона не придерется – здорово! Чуточку помучившись, я собрал себе вполне недурной лук, и даже научился держать в воздухе три стрелы, при чем первая уже дрожала в мишени (или – чаще – валялась поблизости от нее) а пятая покоились на тетиве. Макар Федорович было очень убедителен, а я вполне способен учиться на своих ошибках, так что об этом моем увлечении догадывался только отец. Стрелы я потихоньку строгал в нашем гараже, да и рецепт клея для крепления на них оперения я выспросил у родителя. Потом правда, когда я наизобретал различных боеголовок, мне пришлось перейти на составные стрелы, в которых на древко с одной стороны навинчивался или простое «жало», либо головка способная нести… различное содержимое, а с другой стороны равновесный наконечнику стабилизатор, но в общем, эти усовершенствования пришли не скоро. Впрочем, видя с какой тоской во взоре Николай вспоминает о своей стреляющей игрушке, я не удержался, и, после пары намеков мой братик просек ситуацию, сделал те же выводы что и я, и «тайно» смастерил себе новый арбалетик краше прежнего: компактный пружинный для скрытого ношения на предплечье. За столь ценную идею он подарил мне собственноручно откованную саблю, а так же лепестковообразный наконечник для копья.