История Разума в галактике. Инженер: Греза о прошл - Страница 35

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

В ночь на четвертые сутки моего ожидания, разразилась чудовищная гроза. Мне даже стало несколько не по себе. Один в лесу, в трех днях хода от ближайшего жилья – и такая засада с погодой…

Потом, уже под утро, случился некий момент… момент дезориентации в пространстве и, кажется, даже кратковременной потери сознания, и в себя я пришел уже совсем не в обычном мире. По крайней мере, стоянку я разбивал в сосновом бору, а очухался в таком миленьком березнячке – на первый взгляд. На взгляд второй, он не казался уже столь милым. На третий – березняком. Судите сами. По первому впечатлению, вы оказываетесь в картинно очаровательном, пронизанным светом и березовым духом лесу, настолько вольно раскинувшемся вокруг, что ствол каждого дерева обласкан в косых лучах утреннего, еще красноватого света. Красиво. Если вы несколько более внимательны к окружающей реальности, чем какая-нибудь восторженная, экзальтированная девица, то заметите, что каждую березку по комлю, в полуметре от земли, опоясывает несколько рядов внушительных шипов более приличествующим акациям. А этакое строение родного всем нам дерева весьма нехарактерно для современной российской действительности. А если не полениться и поковыряться в земле (что я и проделал – не поленился, поковырялся) то выяснится, что корни той, той и вон той березки, во-о-он тех кустиков, а так же травки это все окружающей объединены в общую систему, центральный узел которой отбрасывает толстенный побег куда-то вглубь земли.

А еще у меня присутствовало стойкое ощущение, что я когда-то здесь уже бывал. Да что я говорю: я (в прошлой жизни), конечно посещал эту аномалию, но… Вы когда-нибудь, через много лет возвращались в город, в котором когда-то немало пожили? Какие-то места, где бывал часто, помнятся прекрасно, но город ведь живет собственной жизнью, где-то строится, где сносится, где-то ветшает, а где-то и приукрашается. И потому хорошо запомнившиеся места, хоть и предстают перед тобой в совершенно другом виде, но ориентироваться в них все же возможно. Что-то посещалось не так часто, и теперь есть немалая вероятность вообще не найти дороги, а добравшись до памятного места, где это нечто когда-то располагалось, не обнаружить там искомого объекта. Ну а виденное мельком, вообще забывается, и ты вспоминаешь, что бывал уже здесь, только наткнувшись на какой-нибудь уцелевший с тех пор приметный ориентир. И это в городе – искусственном объекте, в развитии, подчиняющемся определенным законам, и спустя каких-то пару-тройку десятилетий. Моим же самым свежим воспоминаниям об этих местах было куда больше тысячелетия. Так, что из содержимого моей памяти могли пригодиться только общие сведения о местной топологии, и, возможно, некоторые результаты как поведенческого, так и биохимического исследований этого странного биологического образования, именуемого мною: «Лес».

Вдоволь налюбовавшись местными диковинами, я решил все же двигаться вперед. Насколько я помнил, это милое местечко делили между собой две сущности. С одной я уже познакомился и даже дал ему имя. Со второй мне еще предстояло встретиться. В силу местных законов, ветер в ближайшие дни тут, в зависимости от времени суток, будет дуть исключительно в двух противоположных направлениях. Так что заблудится мне не грозило. Лес (да, так я и стану называть окружающее меня существо) в принципе был невелик, я без труда пересек его за каких-то полтора часа. Когда деревья вокруг ощутимо поредели, я выбрал «березку» поудобней и повыше и вскарабкался на нее. Передо мной предстало… Там, за Лесом – открытое, ровное пространство, вот только нельзя было даже предположить сколько его, оно колыхалось, изгибалось, шло волнами, визуально – то сокращаясь, то неимоверно растягиваясь. И вдали, но все же в пределах видимости, его ограничивало марево межпространственного перехода – подобие стены, казавшейся местами прозрачней тончайшего газового платка, участками она мутнела до тонов старой пластиковой пленки. Эта стена колыхалась, казалось, по ней гуляли волны нездешнего, неземного ветра. Чудилось, этот ветер находил прорехи в этой завесе, проникал сквозь ее рваную ткань, и свободно разливался по самой равнине. Набрав разгон над пустошью, он подхватывал с ее поверхности такую безобидную, такую эфемерную на вид серую дымку, и бросал ее на заросли Леса. И под воздействием этой субстанции Лес погибал. Видно было, что ОН сопротивлялся атаке. От благостной картины «Березовая Роща пронизанная теплом и светом» не осталось и следа: синие, сиреневые, голубые щупальца, отращиваемые Лесом буквально за несколько минут, пульсировали, ежесекундно менялись, пытаясь противостоять вторжению, но поникали, чернели и рассыпались в пыль, под напором новых и новых воздушных волн напоенных этой серой смертью. Лес отступал… Я спустился с дерева: пока я находился в не пораженной заразой части Леса, и бояться мне было нечего, но мне все же было сильно не по себе. Мне действительно было неуютно, видя как проигрывает этот почти всемогущий гигант. Я с содроганием представлял себе, что случится с моим телом, если костюм, в который я был одет, окажется даже не неисправен – просто если хотя бы одна-единственная живая спора проникнет сквозь систему его фильтров. В прочем, не смотря на кажущуюся слабость Леса, эта битва, на сколько мне известно, с переменным успехом длится уже два тысячелетия. И полагаю, если не вмешаются сторонние силы, сравнимые по мощи с бьющимися гигантами, будет длиться еще вечность. У них была почти вечность… а вот мое время стремительно утекало: мне надо было идти вперед – пересечь остатки Леса, пресечь поле, дойти и пройти сквозь межпространственный барьер. И к этому переходу на грани жизни и смерти нужно было еще и подготовиться. Не без колебаний я остановился в прифронтовой полосе. Переться через Пустошь в обычном противогазе мне что-то стало стремно, а ничего оригинальней, чем усилить его фильтр обрезками Лесных веток, мне в голову не приходило. При чем ветки, как я понимаю, нужно было брать здесь – в измененной зоне уже приготовленной Лесом для противодействия Лишайнику. Так, что пришлось мне снимать шлем и приступать к работе. Угу, умный мальчик, очень умный – нет что бы сначала нарубить и измельчить ветки, а потом скидывать шлем, я поступил строго наоборот. Итог очевиден: при рубке побегов, брызнувший из-под ножа сок попал мне в лицо, угодил прямиком в полуоткрытый (от усердия) рот. Удивительно, я ждал любых печальных последствий вплоть до быстрой смерти, но вместо этого вдруг ощутил прилив сил, подъем настроения, даже какой-то намек на эйфорию. Не раздумывая, заполнил бежавшей из рассеченного стебля жидкостью одну из фляжек – кто знает, возможно наступит момент, когда у меня не останется своих ни сил, ни храбрости, и, для выживания, придется воспользоваться заемными и тем и другим.